Серафима
Коли бабина мужа свого рабиною сделати хотит, чтобыти на коленях пред нею ползал, яко псина, да пятки ей лязал, так пусти волосин его да слюней, да ногтей да кровины, да семя набират, да клоки одежи, да лапотин и мастырит куклинку по облику мужнину. Да со своих кос веревку виет трекратну, яко косина. Да пока виет, глаголит:
«Петлю рабску вию, пляту, рабину (имярек) рабством совоим оляту. Таково и будет!»
Каки свила, таки во полуночи (да Луна во все девства полона доложна бытии) пусти с волосяною веревки петлю матырит да на голову куклены надеват, да в месте сукромно куклину на гвоздину подвеит, яко виселиника, да глаголит девяти разов:
«Рабина (имярек) мил мне человек, топеря ты мой раб вечен! Что повелю, то и делати будеш! Меня век не забудешь! Коли от меня уйдеши али же на бабу другу глаза поведеши - в миг петля горло стянет, да во избу ко мене тобя потянет. Коли не пойдешь - задохнешси да помрешь. Таково и будет!»
Коли бабина мужа свого рабиною сделати хотит, чтобыти на коленях пред нею ползал, яко псина, да пятки ей лязал, так пусти волосин его да слюней, да ногтей да кровины, да семя набират, да клоки одежи, да лапотин и мастырит куклинку по облику мужнину. Да со своих кос веревку виет трекратну, яко косина. Да пока виет, глаголит:
«Петлю рабску вию, пляту, рабину (имярек) рабством совоим оляту. Таково и будет!»
Каки свила, таки во полуночи (да Луна во все девства полона доложна бытии) пусти с волосяною веревки петлю матырит да на голову куклены надеват, да в месте сукромно куклину на гвоздину подвеит, яко виселиника, да глаголит девяти разов:
«Рабина (имярек) мил мне человек, топеря ты мой раб вечен! Что повелю, то и делати будеш! Меня век не забудешь! Коли от меня уйдеши али же на бабу другу глаза поведеши - в миг петля горло стянет, да во избу ко мене тобя потянет. Коли не пойдешь - задохнешси да помрешь. Таково и будет!»